Е.Ю. СЕРГЕЕВ. РОССИЙСКАЯ И БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИИ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ: СОТРУДНИЧЕСТВО ИЛИ ПРОТИВОСТОЯНИЕ?

Е.Ю. СЕРГЕЕВ Москва

Институт всеобщей истории РАН

Российский государственный гуманитарный университет

РОССИЙСКАЯ И БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИИ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ:
СОТРУДНИЧЕСТВО ИЛИ ПРОТИВОСТОЯНИЕ?

К 1914 году Россия и мир столкнулись с кризисом Венского миропорядка, сложившегося в начале XIX в. после завершения Наполеоновских войн на основе «баланса сил» и «концерта» пяти великих держав. Вместо традиционных для второй половины столетия противоречий между Великобританией с одной стороны, Россией и Францией – с другой, на первый план вышли конфликты между Великобританией и Германией, а также Россией и Австро-Венгрией в условиях обострения традиционно нестабильной ситуации на Балканах. Вместе с тем возрастала традиционная напряженность франко-германских и итало-австрийских отношений, вызванная неурегулированными территориальными спорами и взаимными экономическими претензиями.

Вместе с тем даже в этот период общеевропейская война не была окончательно предопределена, поскольку мировая политика характеризовалась двумя основными тенденциями. Одна определялась милитаризацией государственных структур и гонкой вооружений, связанными со стремлением властных элит к переделу мира силовыми методами и идеологическим обоснованием внешней агрессии. Вторая была обусловлена пацифистским подходом к решению спорных вопросов дипломатическим путем на основе компромиссов и соблюдения баланса интересов, что проявилось на двух международных конференциях в Гааге, а также в практике заключения арбитражных договоров и решениях нескольких конгрессов II Интернационала, решительно осудивших империалистический милитаризм.

О необходимости избежать военные действия в Европе и мире неоднократно говорилось в стенах парламентов, с высоких трибун общественных организаций, на съездах политических партий и международных форумах с различной повесткой дня. Доводы о катастрофическом характере будущего глобального катаклизма приводили авторы произведений – крупнейшие мыслители эпохи и мастера культуры, которым предстоящая схватка ведущих государств казалась немыслимой на фоне прогресса образования и науки.

Однако в условиях так называемого «закрытия мира», когда на Земном шаре практически не осталось территорий, свободных от политического контроля великих держав, агрессивная тенденция неумолимо брала верх над стремлением к миротворчеству, свидетельством чему явилась череда острых дипломатических кризисов и локальных вооруженных конфликтов. С течением времени они приобретали все более продолжительный характер и территориальный охват, вовлекая в свой катастрофический водоворот все новые страны и народы – от Японии и Китая до США и Испании, постепенно перемещаясь все ближе к Европейскому региону. К сожалению, отсутствие общеевропейских вооруженных конфликтов на протяжении целого столетия, стремление к войне со стороны некоторых влиятельных политических сил, как правого, так и левого толка, а также заинтересованность в ней со стороны сепаратистских движений на территории практически всех полиэтнических империй – Австро-Венгерской, Германской, Британской, Османской и Российской также подталкивали Человечество к кровавой бойне[1].

С точки зрения перспектив внутриполитического и экономического развития, России война была не нужна, поскольку в стране проходила индустриальная модернизация, развивалось кооперативное движение в деревне, реформировались, хотя и довольно робко, национальные отношения, а культура и искусство, несмотря на целый ряд проблем, к примеру, неграмотность около 70% населения и глубокий разрыв в уровне жизни горожан и селян, все же достигли мирового уровня, получив признание широкой зарубежной общественности.

Таким образом 1913 год стал завершающим годом существования традиционного, «старого» порядка, который при своевременном, последовательном, а главное, умелом совершенствовании был способен пройти политическую, экономическую и культурную трансформацию, сделав Россию современной индустриальной державой.

Поскольку канун Первой мировой войны был отмечен преобладанием общей тенденции к решению межгосударственных противоречий силовыми, военными методами над другими возможными сценариями урегулирования существовавших проблем путем компромиссов, ситуация осложнялась еще и тем обстоятельством, что не существовало международной организации, которая могла бы выступить посредником в назревавших конфликтах, а решения многосторонних конференций также как и двусторонние договоренности зачастую носили не обязательный, а лишь рекомендательный характер.

Формирование и последующая консолидация двух крупнейших военно-политических альянсов – Тройственного союза в составе Германии, Австро-Венгрии и Италии, а также Тройственного Согласия (Антанты), включившей Россию, Францию и Великобританию, стало неизбежным и по-своему логичным следствием доминирования милитаристской тенденции. При этом, несмотря на участие в указанных альянсах, каждое из перечисленных государств, преследовало собственные, далеко идущие цели, разрабатывая планы послевоенного мироустройства с точки зрения имперских амбиций своих властных элит.

Ситуация на субконтиненте приобрела опасную динамику в связи с двумя Балканскими войнами 1912–1913 гг. В этот период значительное количество славян – подданных Австро-Венгерской империи – присоединились к сербской армии в качестве добровольцев. Со своей стороны Венский двор по соглашению с кайзером Вильгельмом II оказывал военно-политическое давление на Белград, а популярнейшим призывом австрийской партии войны стал лозунг «Сербия должна умереть!»[2]

Подписание российско-британской конвенции 1907 г., положившей конец так называемой Большой Игре (The Great Game) – то есть соперничеству двух империй в Азии, временно отодвинуло на задний план, хотя и не устранило полностью противоречия между Петербургом и Лондоном. Поэтому такой альянс дружественных государств, как Антанта, будучи прежде всего важнейшим средством противодействия германской экспансии, рассматривался властной элитой Соединенного Королевства еще и как инструмент сдерживания России на пути дальнейшего расширения ее границ и одновременно блокирования возможного сближения с Германией[3].

С другой стороны, российские правительственные и общественные круги серьезно опасались втягивания в политическую комбинацию, направленную против Германии, стремясь сохранить «свободу рук» в отношениях с мировыми державами на фоне дестабилизации ситуации в Европе и усиления гонки вооружений.

Тем не менее, по крайней мере два фактора определяли влияние на стремление Петербурга укреплять взаимопонимание между Российской и Британской империями – необходимость получения финансовых займов в лондонском Сити и намерение реализовать давнишние стратегические замыслы на Балканах, в частности, добиться, наконец, решения проблемы Черноморских проливов с помощью Лондона.

При этом в правительственных сферах обеих стран действовали влиятельные политические группировки – консервативная, прогерманская партия в России и сторонники леволиберальных идей в Соединенном Королевстве, которые даже в 1913 – первой половине 1914 гг. не были готовы принять идею союзнических отношений двух держав.

Таким образом, несмотря на линию политического сближения России и Великобритании, четко обозначенную их дипломатическими ведомствами в 1912–1913 гг., было бы ошибочно констатировать преодоление всех разногласий и разрешение спорных проблем регионального характера – будь то ситуация на Балканах, Ближнем или Среднем Востоке. В этой связи представляется неслучайным рассмотрение Петербургом и Лондоном возможности обновления тех статей конвенции 1907 г., которые могли способствовать сохранению взаимного недоверия, например, касавшихся разграничения сфер влияния в Персии.

Одновременно представляется неправомерным утверждать, что на протяжении 1913 – начала 1914 гг. Великобритания будто бы стояла на пороге переориентации своей внешней политики в направлении сближения с Германией. Обмен визитами между представителями российской и британской общественности, который активизировался именно в предвоенные годы, сопровождаясь установлением личных связей парламентариев, иерархов церкви, авторитетных деятелей науки и культуры, свидетельствовал об укреплении союзнических отношений Петербурга и Лондона перед лицом нараставшей германо-австрийской угрозы для обеих империй. Но, конечно, определяющим моментом выступала их заинтересованность в отстаивании внешнеполитических приоритетов, для чего России было необходимо опираться на сильнейший в мире британский флот, а Соединенному Королевству полагаться на помощь крупнейшей сухопутной армии своего восточно-европейского союзника.

Впрочем, справедливости ради необходимо указать на то обстоятельство, что к весне 1914 г. некоторые министры и колониальные администраторы как в России, так и Великобритании прониклись мыслью о необходимости пересмотра Конвенции 1907 г. с учетом последних событий. Показательно, что министерство по делам Индии предложило в обмен на получение Россией «свободы рук» в Восточном Туркестане и Внешней Монголии добиться от нее согласия на переход Тибета под покровительство Англии[4].

Возраставшее давление Петербурга на правительства персидского шаха также вызывало тревогу Уайтхолла. Промышленный бум в России и ускоренное наращивание ее военной мощи на фоне реализации крупномасштабных программ по перевооружению сухопутной армии и военно-морского флота побуждали Лондон искать противовес путем смягчения колониальных противоречий с Берлином, одновременно стремясь к удержанию правительства Николая II в рамках основных пунктов конвенции. Как справедливо отмечал известный британский дипломат А. Никольсон, сохранявшаяся неопределенность англо-русских отношений усиливала опасения Лондонского Кабинета в том, что в момент европейского кризиса Россия может достичь компромисса с Германией, пожертвовав интересами Соединенного Королевства на Среднем и Дальнем Востоке[5].

Для того, чтобы развеять эти страхи, Николай II целенаправленно укреплял двусторонние связи. В январе 1914 г. он вновь открыто заявил о намерении всячески способствовать этому процессу, несмотря на оппозицию влиятельных германофилов среди высших эшелонов государственного управления[6]. Цель нового раунда официальных переговоров, которые готовили дипломаты обеих стран накануне начала мировой войны, определялась как обсуждение и урегулирование спорных вопросов, накопившихся за семилетие после заключения англо-русской конвенции. Примечательно, что, несмотря на имевшиеся трудности и традиционное взаимное недоверие, Петербург и Лондон стремились согласовать позиции по Балканским проблемам, а также добиться заключения военно-морской конвенции, способной трансформировать их согласие в политический союз по модели аналогичного по характеру договора между Великобританией и Японией, подписанного еще в 1902 г., а затем дважды продленного сторонами[7].

Оценивая состояние англо-русских отношений накануне Первой мировой войны, стоит подчеркнуть, что победа Антанты стала возможной не в последнюю очередь благодаря сотрудничеству двух стран на протяжении 1914–1917 гг. вплоть до прихода к власти большевиков. Достаточно сказать, что благодаря сотрудничеству российской и британской разведок германские секретные экспедиции в регионах Закавказья и Среднего Востока не смогли развернуть подрывную деятельность для провоцирования восстаний местных племен, к примеру, пуштунских. Это в свою очередь позволило имперскому командованию Великобритании перебросить значительные силы англо-индийской армии с северо-западной границы Индостана на Ближний Восток для отпора османским войскам. Более того, впервые со времен Наполеоновских войн казак и сипай сражались бок о бок в Месопотамии против общего врага.

Таким образом, в предвоенный период противостояние уступило место плодотворному сотрудничеству двух империй, хотя и не свободному от противоречий, но способному привести к налаживанию долгосрочных дружеских отношений Петербурга и Лондона, скрепленных не только договорными трактатами, но и династической солидарностью обеих правящих домов – Романовых и Виндзоров.

Однако история распорядилась по-другому, а поступательное развитие контактов России и Великобритании в политической, экономической и культурной сферах оказалось принесенным в жертву утопической идеи «мировой революции».

БИБЛИОГРАФИЯ

Берлин Л. Англия и Тибет // Новый Восток. 1922. Т. 2. С. 355–366.
Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации / ред. Л.С. Белоусов, А.С. Маныкин. М.: Изд. МГУ, 2014.
Первая мировая война. Энциклопедический словарь / ред. Е.Ю. Сергеев. М.: Весь мир, 2014.
Сергеев Е.Ю. Большая Игра, 1856-1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2012.
Macdonald D. Tsushima's Echoes: Asian Defeat and Tsarist Foreign Policy. – In: J. Steinberg, et al. (eds.) The Russo-Japanese War in Global Perspective: World War Zero. Leiden – Boston: Brill, 2005. Vol. 1. P. 545–564.
The National Archives of the United Kingdom (TNA). F. 800/373.
Nish I. The Anglo-Japanese Alliance: The Diplomacy of Two Island Empires, 1897–1907. London: Athlone Press, 1966.

[1] См. подр.: Первая мировая война. Энциклопедический словарь / ред. Е.Ю. Сергеев. М.: Весь мир, 2014. С. 14–15.

[2] О конфликте на Балканах и крахе «европейского концерта» см.: Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации / ред. Л.С. Белоусов, А.С. Маныкин. М.: Изд. МГУ, 2014. С. 39–45.

[3] Сергеев Е.Ю. Большая Игра, 1856-1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2012.

[4] Берлин Л. Англия и Тибет // Новый Восток. 1922. Т. 2. С. 362–363.

[5] The National Archives of the United Kingdom (TNA). F. 800/373. Nicolson to Buchanan, 7 April 1914.

[6] Macdonald D. Tsushima's Echoes: Asian Defeat and Tsarist Foreign Policy. – In: J. Steinberg, et al. (eds.) The Russo-Japanese War in Global Perspective: World War Zero. Leiden – Boston: Brill, 2005. Vol. 1. P. 559–560, 562.

[7] См. подр.: Nish I. The Anglo-Japanese Alliance: The Diplomacy of Two Island Empires, 1897–1907. London: Athlone Press, 1966.