Отлик на 4-й номер журнала «Российская история» (2018 год)

Справка об авторе: Владимир Прохорович Булдаков – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН.

Четвертый номер «Российской истории» предстал под новой обложкой. И, надо признать, оставляет приятное впечатление не только форма, но и содержание – фрагмент картины К. Малевича «Сеятель» (1929 г.) многозначительно вводит в открывающую номер дискуссию о коллективизации. Впечатляюще выглядят некоторые характерные, штрихи к облику российской и советской власти, представленные в статьях как маститых, так и молодых авторов. Широкого читателя, вероятно, вероятно, заинтересует и новая рубрика «Скандалы и политика в Императорской России».

В общем, номер удачен. И даже традиционно скучноватый раздел рецензий (преимущественно книги, посвященные предреволюционному, революционному и советскому периодам) по-своему впечатляет. Так, И.М. Пушкарева в рецензии на курс лекций Т.М. Китаниной раз напомнила, до какой степени болезненной была экономика предреволюционной России (что, добавим, вызывало соответствующие субъективные реакции в прошлом, но почему-то вызывает совсем иное впечатление наших современников).

Вызывает восхищение отзыв А.А. Чемакина на новое издание воспоминаний В.В. Шульгина. Казалось бы, зачем переиздавать хорошо известные мемуары – пусть даже чрезвычайно яркого политика и публициста? Однако А.В. Репников в предисловии и комментариях убедительно показал, что далеко не весь когнитивный потенциал данного источника использован. Со своей стороны, Чемакин не только дополнил и уточнил некоторые комментарии, но и добавил к ним важную, никогда не публиковавшуюся информацию. В общем, это блестящая аналитическая работа, выполненная с профессиональным уважением к публикатору.

К сожалению, рядом располагается нечто совсем иное. Речь о рецензии Н.А. Михалева и Н.В. Суржиковой на уже широко известную российскому читателю книгу Хелен Раппапорт «Застигнутые революцией: живые голоса очевидцев». Она была оперативно переведена на русский язык (о чем я в свое время предупредил редакцию), но рецензенты почему-то откликнулись именно на англоязычное издание.

В свое время Раппапорт отметилась бестселлером «Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни» – само название указывает на жанр. Однако новая книга – не совсем обычное «дамское чтиво». Пересказ непосредственных впечатлений людей иной культуры от российской революционной обыденности, в какой форме он не был бы представлен, способен произвести впечатление даже на профессионального историка: вырастают проблемы культурного взаимовосприятия и формирования исторической памяти. Я неоднократно цитировал и англоязычный оригинал, и, вслед за тем, российское издание. Однако рецензенты подвергли сочинение Раппапорт такому разбору, словно это не обычная «попса», а что-то вроде учёной диссертации или толстенной монографии, одобренной солидными рецензентами или in corpore учёным советом. Насколько объективно, к примеру, воспроизведены ожидания революционного взрыва? Не присочинили ли мемуаристы задним числом? Разумеется, не только мемуары, но и иные дневники со временем переписываются. Но обычно профессиональный историк легко разбирается в этом, памятуя, что непосредственные впечатления отнюдь не синхронно ложатся на бумагу, всё сомнительное уходит в дальние закоулки памяти. Приводятся и шокирующие факты, которые не поддаются последующей беллетристической корректировке.

Как было то ни было, всякий литературный труд следует оценивать соответственно задачам, поставленным автором (памятуя о сверхзадачах, которые вольно или невольно, поднимаются из контекста того или иного произведения). Конечно, Раппапорт решала скорее эмоционально-беллетристические, нежели историографические задачи. Между тем, рецензенты почему-то решили продемонстрировать «мощь научной мысли», избивая «убогого».

Возникает недоуменные вопросы и в связи с публикацией рецензии А.С. Пученкова на книгу А.В. Ганина «Семь “почему” российской Гражданской войны», выпущенной, стоит заметить, московским издательством «Пятый Рим (ООО «Бестселлер»)». Эта книга вызвала у меня массу недоумённых вопросов. Во введении автор поведал, что использовал материала 27 (двадцати семи) российских и зарубежных архивов, но при этом «скромно» назвал свою книгу популярной. Кстати сказать, присутствие этих многочисленных источников как-то не замечается. Однако автор, как видно, убеждён, что всякое количество автоматически перерастает в качество. Похоже, рецензент с ним солидарен. Удивительно то, что Ганин взял за образец брошюру Р. Пайпса «Три “почему” русской революции». Думаю, большинство нынешних американских исследователей сказали бы, что это «плохой выбор». Мне по этому поводу также приходилось высказываться (Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 2010. С. 623–626).

Что до содержания книги и её пересказа рецензентом, то здесь идёт воспроизведение «открытий», давно ставших банальностью. Так, признаётся (и автором, и рецензентом), что офицерство старой армии оказалось перед сложным и рискованным выбором (с. 205), белые генералы мысли «примитивно» (с чем рецензент справедливо не соглашается), казачество старалось действовать автономно (с. 206), зато красные превосходили своих противников буквально во всём (с. 207). Осмелюсь заметить, в синергетическом процессе не бывает только вождей и ведомых, решительных и растерянных, сильных и слабых. «Что делать?» – не знал никто, включая «всезнающего» Ленина. Другое дело – неустанная импровизация по имя цели, видимой лично, но способной стать всеобщей.

Чтобы понять это, привычной логики недостаточно. Революция возбуждает эмоции, а когда они выгорают, реактивируется историческое подсознание (или, проще сказать, полузабытое предстает «спасительным» – Булдаков В.П. Quo vadis. Кризисы в России: пути переосмысления. М., 2007. С. 75–106). Однако порой даже профессиональные историки страдают куриной слепотой презентизма, навязывая прошлому свой строй и образ мысли. И если говорить о людях Гражданской войны, уместнее исходить из того, что тем из них, которые не имели целей, лежащих за пределами их привычного мира и мирка, приходилось руководствоваться логикой выживания, а жизненную энергию они могли черпать не столько из идей, сколько из страха, ненависти и мести.

Наука – это решение задач, которые сам себе ставишь. Но какие задачи ставят молодые исследователи в условиях коммерциализации науки? Быть «в тренде»? Но в каком или в чьём? В свое время Ганин вывалил на читателя журнала «Родина» массу биографических очерков о белогвардейцах (особенно генералах). Теперь он задумался над вопросом: почему они не победили? Хотелось бы заметить, они просто оказались «не в тренде», причем даже не в силу известных объективных и субъективных факторов, а просто в соответствии с метаисторической логикой «красной смуты» – системного кризиса архаичной империи, парадоксально базировавшейся на «патерналистски-бюрократических» основаниях в поистине переломную эпоху. Шансов у белых (и даже у красных) добиться своих подлинных целей попросту не было. Впрочем, сомнительно, что противники большевиков вообще обладали хотя бы подобием агрегированной аксиологичности.

Помимо прочего, вызывает скуку стилистика книги Ганина. Чего стоит, к примеру, такое выражение: «Самих себя эсеры считали защитниками интересов крестьян, но политическая программа партии страдала утопизмом и анархизмом» (Ганин А.В. Семь «почему» российской Гражданской войны. М., 2018. С. 219).

Однако у книги несомненное достоинство – воспроизведение неопубликованных документов, занимающее едва ли не половину её объема. Правда, и в этом случае принципы отбора непонятны. Хотелось бы, тем не менее, пожелать автору дальнейших успехов на публикаторском поприще, разумеется, не забывая о комментариях.

На мой взгляд, история как наука держится на «трёх китах»: тех, кто изыскивает новые документы, тех, кто по-новому интерпретирует всякие источники, и тех, кто извлекает из прошлого непостижимые ранее смыслы. Её будущее связано именно с их равновесной «плавучестью», однако тех, кто тем или иным способом лепится к ним, становится всё больше. И серьёзному журналу стоило бы дистанцироваться от «прилипал». От этого зависит не только его общественный статус, но сама судьба нынешней российской Клио.

25 сентября 2018 г.